После октябрьской революции 1917 года квартирный вопрос в перенаселённом Санкт-Петербурге обострился ещё больше. Напомню, что в 1897 году была проведена первая всероссийская перепись населения. По ее данным в Петербурге было уже 1 миллион 265 тысяч жителей. Это в два раза больше, чем в середине XIX века. В 1916 в Петербурге проживало и вовсе 2 415 700 человек. Эти люди должны были где-то жить.
После революции весь жилой фонд перешел государству: в августе 1918 года отменили частную собственность на недвижимость в городах. Большие квартиры стали коммунальными: либо их владельцы куда-то делись, либо остались жить в одной из комнат.
Рекомендую к просмотру современный документальный фильм «Уплотнение»
Революционное решение квартирного вопроса началось с «реквизиции квартир богатых для облегчения нужды бедных».
Вы можете посмотреть немой фильм 1918 года «Уплотнение» — советский агитационно-пропагандистский художественный фильм. В фильме снялся Анатолий Луначарский — нарком просвещения! Краткое содержание: одна из первых советских игровых постановок. Фильм сохранился не полностью. В порядке уплотнения в одну из комнат квартиры профессора переселяют из сырого подвала слесаря с дочерью. Квартиру начинают посещать рабочие завода. Гостей становится всё больше, и вскоре профессор приступает к чтению популярных лекций в рабочем клубе. Младший сын профессора и дочь рабочего, полюбив друг друга, решают пожениться. Старший сын профессора, юнкер, относится к переселенцам с открытой враждебностью, в конце фильма его арестовывают.
В 1919 году Наркомздрав определил санитарную норму жилой площади на человека — 18 квадратных аршин (9,1 кв. м). К 1930 году санитарные нормы были снижены до 5,5 кв. м в Москве, 3,5 — в Челябинске, 3,4 — в Красноярске, а в Донбассе и вовсе до 2,2! Вы можете себе представить, что в комнате из 10 метров по этим нормам пожет жить 5! человек. При этом, если комната отдельного человека оказывалась больше, тот обязан был заявить об этом и найти себе соседа в течение двух недель. Если гражданин не укладывался в срок, то к нему могли подселить совершенно постороннего человека.
Эх, привольно мы живем —
Как в гробах покойники:
Мы с женой в комоде спим,
Теща в рукомойнике!
(частушка 1920 года).
Все «излишки» подлежали изъятию и распределению среди трудящихся. Начался «жилищный передел», из-за которого слово «дом» на долгие годы заменилось неслыханными доселе «жилплощадью» и «квадратными метрами».
Городские жилотделы имели право выселять жильцов — например, тех, кто считался «классовыми врагами», — и подселять новых в уже занятые квартиры. Последний обычай, обозначавшийся термином «уплотнение», был одним из самых страшных кошмаров для горожан в 1920-х — начале 1930-х гг.
Когда горсоветы впервые начали «уплотнять» квартиры, они выставляли как один из мотивов стремление уравнять уровень жизни рабочих и буржуазии; коммунисты часто с удовольствием наблюдали отчаяние респектабельных буржуазных семей, вынужденных пускать в свою квартиру грязных пролетариев.
Квартира, занятая одной семьей, могла внезапно, по велению городского начальства, превратиться в многосемейную или коммунальную, причем новые жильцы, как правило, выходцы из низших классов, были совершенно незнакомы старым и зачастую несовместимы с ними.
Состоятельные люди «буржуи» пытались уберечь свой жизненный уклад, «самоуплотняясь» — то есть прописывая к себе родственников и друзей. Но заселение в их квартиры происходило принудительно, подчас с угрозой для жизни. Большевики угрожали расстрелом.
По Конституции СССР 1924—1936 гг. многие бывшие владельцы квартир были лишены избирательных и многих других прав. Такие люди получили название лишенцев. В 20-х — 30-х годах проводилось выселение лишенцев из квартир муниципального фонда. Таким образом многие бывшие владельцы квартир были лишены даже тех комнат, которые у них оставались после уплотнений и вообще выселены из когда-то принадлежавших им квартир.
Поэтесса Ирина Одоевцева, приехавшая летом 1921 года в Москву, на Басманную, с ужасом писала: «…в квартире из шести комнат двадцать один жилец — всех возрастов и всех полов — живут в тесноте и обиде».
К апрелю 1919 года Центральная жилищная комиссия Петрограда вселила около 36 000 рабочих и членов их семей в новые квартиры.
В жилые комнаты превращали абсолютно всё! Семьи ютились в монастырских кельях, конюшнях, подвалах, чуланах, бесконечно делили комнаты фанерными перегородками.
Вчерашние крестьяне и аристократы, прислуга и домовладельцы, интеллигенты, пролетарии и «ответственные работники» учились мирно сосуществовать, готовить на общей кухне, мыться в общей ванне, если таковая имелась, и, наконец, пользоваться общей уборной.
Уральские пельмени «Коммуналка» шуточная сценка
В иной квартире число жильцов могло достигать сотни, в среднем — 25-50 человек. В обиход незамедлительно вошло выражение «поссориться, как домашние хозяйки на коммунальной кухне». Ничтожный повод мог спровоцировать всеквартирный скандал.
Правда, отношения между соседями регулировались «Правилами внутреннего распорядка в домах и квартирах» и квартуполномоченным, который избирался жильцами и отвечал за соблюдение этих правил, за оплату счетов да и в целом приглядывал за соседями. Но «Правила» помогали мало — как и Примирительно-конфликтные комиссии по жилищным делам, появившиеся в 1927 году.
К началу 1930-х годов в старом фонде практически не осталось «отдельных» квартир, а те, что строились, были исключительной привилегией новой советской элиты — партийной верхушки, стахановцев, выдающихся деятелей культуры. Жители коммунальной квартиры стали привыкать к вынужденному добрососедству.
Группа «Дюна» -«Коммунальная квартира-коммунальная страна»
Дети коммуналок — первое поколение, которое воспринимало коллективную жизнь как нечто само собой разумеющееся. Эти дети росли со сверстниками под присмотром соседей, гостили в соседских комнатах и уже не испытывали душевных мук от невозможности уединения, как их родители.
Для них была нормой тесная комната с отгороженной фанерой или занавеской родительской «спальней», с продуктами, вывешенными из окна в авоське; кухня, тесно заставленная столиками с примусами; понедельная уборка мест общего пользования; часто незапертая общая дверь; длинный список жильцов с указанием, кому сколько раз звонить; чья-то няня или домработница, спящая в общем коридоре, заставленном вязанками дров, шкафами, велосипедами и тазами; лампочки и счетчики над дверью каждой комнаты и общий телефон.
Комнаты в коммунальных квартирах были небольшими и часто не вмещали все имущество жильцов. Многие стремились перенести часть вещей из личного пространства в общественное. Так в коридорах появлялись шкафы, велосипеды, веревки с бельем (в том числе и нижним). Согласитесь, мало приятного в том, чтобы ходить во коридору мимо соседских носков, а также запинаться о санки, которые чей-нибудь ребенок все время оставляет на проходе, когда возвращается с прогулки.
Вынужденные находиться в одном пространстве люди пытались урегулировать свою жизнь с помощью всевозможных табличек, записок и памяток, которые и сегодня нередко можно увидеть в петербургских коммуналках.
«Дамы и господа, просьба не вывешивать на веревки предметы нижнего туалета, трусы и прочее. Можно сушить в комнате на трубах и батареях. У нас не рабочее общежитие и не колхоз, а квартира в центре Санкт-Петербурга», – гласит правило, найденное исследователем в одной из коммунальных квартир.
В коммунальном быту всегда было довольно много навесных замков: человек, живущий в коммунальной квартире, все время ждал от окружающих, что они что-то у него украдут или нанесут ему какой-то иной вред. И такое бывало! И мясо из кастрюли с супом вытащат, и продукты чужие съедят, и счётчик подкрутят. Но самое страшное, что из-за зависти и склок в сталинское время соседи избавлялись от других соседей методом доносов. Невинного человека арестовывали, а жилье занимал сосед — доносчик.
Проживая в коммуналке, перед жильцами остро стоял вопрос справедливости. Старший по квартире (квартироуполномоченный) составлял график дежурств. Если в комнате жила семья из 3-х человек, то данная семья должна была мыть «общее пользование» целых три недели. Под общим пользование понимали общий коридор, ванную(если такая имелась) и туалет. Это называлось дежурство. Как вы понимаете многодетные семьи могли «дежурить » месяцами.
Составлялась таблица по расходу электроэнергии и вывешивалась на всеобщее обозрение. В таблицу вносили фамилии семей, потраченные киловатты и сколько денег надо внести в общую кассу. Потом старший по квартире оплачивал электроэнергию за всю квартиру в банке.
Ремонтировать кухню, санузел и другую общую территорию никто не торопился. Поэтому нередки были случаи, когда течет бачок унитаза, выключатель на кухне работает через раз, колонка-«водогрей» давно сломана, а никому нет дела.
В сознании советских людей твердо засел стереотип, что все общее должно чиниться само.
Были, конечно, и такие квартиры, где жильцы скидывались на ремонт общих помещений и поддерживали их в хорошем состоянии, но это редкое исключение из правил.
Однако по мнению градозащитников, именно благодаря тому, что жители коммунальных квартир, как правило, не заботятся о ремонте общественных мест, здания со столетней историей — памятники архитектуры, продолжают сохранять свою аутентичность и наполнять жизнь живущих в них людей совершенно особым колоритом повседневности.
Великая Отечественная привела к новому витку «уплотнений». За годы войны и немецкой оккупации страна лишилась около 70 млн кв. м жилплощади.
Эвакуированные подселялись в густонаселенные коммунальные квартиры, а вернувшись домой, обнаруживали свои комнаты занятыми новыми владельцами. Эта участь постигла даже фронтовиков, несмотря на то что жилплощадь закреплялась за ними по закону.
Целым семьям приходилось годами жить в землянках и бараках — даже к началу 1952 года в бараках проживали 3 млн 758 тысяч человек, и комната в коммуналке в этих условиях была везением. Только в 1955-1965-х вся страна начнёт переезжать в новое жильё — в дома, где одна квартира по себестоимости не превышала цену комнаты в коммуналке. И этот новый вид ТИПОВОГО жилья вся страна будет называть «хрущёвками».
https://rg.ru/2020/04/08/legendy-rodiny-kommunalka-i-gore-i-schaste-i-sudba-dlia-millionov.html