Великая Отечественная война стала страшным испытанием для всего Советского Союза. Тяжелая работа велась на полях сражений и в тылу. Об этом мало кому известно, но с первых же дней войны, несмотря на всю сложность ситуации, в которой оказалось государство, проводилась эвакуация музеев и выставочных галерей страны. Невероятными усилиями удалось спасти сокровища Эрмитажа во время блокады Ленинграда.
Эрмитаж был крупнейшим собранием художественных и исторических ценностей не только Советского Союза, но и Европы.
Это кажется невероятным, но, судя по этим сведениям, руководство страны знало о готовящейся войне и заранее позаботилось о сохранении культурного наследия. По воспоминаниям Б.Б.Пиотровского, который был директором Эрмитажа с 1964 по 1990 год, приготовления к эвакуации музея были сделаны задолго до 22 июня 1941 года. Еще в 1939 году были отданы соответствующие распоряжения о подготовке фонда Эрмитажа к эвакуации. Уже тогда эксперты определяли, какие из экспонатов стоит вывозить в первую очередь. Важную роль в этом сыграла генеральная инвентаризация фондов дворцов-музеев, происходившая в 1938-1939 годах.
В те суровые годы директором Эрмитажа был академик И.А.Орбели, который и руководил всеми работами по эвакуации художественных ценностей. Помимо сотрудников самого музея, готовить экспонаты к отправке помогали сотни ленинградцев, которые любили Эрмитаж.
«22 июня 1941 года все работники Эрмитажа были вызваны в музей. Научные сотрудники Эрмитажа, работники его охраны, технические служащие — все принимали участие в упаковке, затрачивая на еду и отдых не более часа в сутки. А со второго дня к нам пришли на помощь сотни людей, которые любили Эрмитаж… К еде и отдыху этих людей приходилось принуждать приказом», — пишет в своих воспоминаниях академик Иосиф Абгарович Орбели, директор Эрмитажа, положивший полжизни на сохранение и восстановление огромной коллекции музея.
Для Эрмитажа выделили здание Сампсониевского собора. Там готовили ящики (размер под каждый экспонат подгоняли в «индивидуальном режиме») и подбирали упаковочный материал – бумагу, паклю, стружку. Для большей части экспонатов были изготовлены индивидуальные ящики, все было подписано и пронумеровано. Именно этот факт, по мнению специалистов, сыграл решающую роль в успешной эвакуации большинства экспонатов Эрмитажа.
Заранее были подготовлены бланки наличия и сохранности экспонатов. Однако, во время сборов из музея бесследно исчез шедевр Антониса Ван Дейка «Святой Себастьян». Это произошло, когда экспонаты готовили к эвакуации. Для картины не было подходящего по размеру ящика. Ее отставили в сторонку и, по-видимому, забыли. Поиски начали после войны и продолжали 3 года. Проверили все – начиная от подвалов и заканчивая чердаками. Не нашли. Эта тайна не разгадана до сих пор.
В годы блокады в Эрмитаже царила железная дисциплина. Ее установил директор музея Иосиф Орбели.
Опоздание. Беспричинное отсутствие на рабочем месте. Неправильно подобранный размер ящика для картины. Все это становилось поводом для немедленного увольнения. Свет в окнах был прямой наводкой для фашистов. И не дай бог кто-то забывал его выключить! За это тоже увольняли. Мгновенно.
В Ленинграде введена суточная норма хлеба – 125 граммов. Голод, холод, артобстрелы. Смерть…
К 1942 году в Эрмитаже работали около 150 человек. В основном женщины. Они выполняли тяжелую работу: заколачивали окна фанерой, таскали мешки с песком, тушили зажигательные снаряды. Но власти потребовали привлечь их к уборке города и рытью траншей. Узнав об этом, директор был вне себя от возмущения.
Может показаться, что директор был несправедлив к своим сотрудникам. На самом деле, Иосиф Орбели был готов бороться за сотрудников и старался сохранить им жизнь, насколько это было в его силах. Однажды, Иосиф Орбели дошел до милицейского начальства и добился того, чтобы органы выделили часть своих сотрудников в помощь Эрмитажу.
Благодаря дисциплине и заблаговременной работе по подготовке экспонатов, первый эшелон удалось собрать за 6 дней. Это 22 вагона. Это 1 миллион 118 тысяч экспонатов (наиболее ценных).
Эрмитаж продолжал жить и даже вёл научную деятельность.
Под конец года тут прошли две научные конференции. Одна из них посвящена 800-летнему юбилею азербайджанского поэта Низами. Специально ради этого события в музей приехали с фронта два востоковеда. Прочитали доклады. И уехали обратно.
Вторая конференция – к 500-летию узбекского поэта Навои. На нее пригласили востоковеда-тюрколога и переводчика Николая Лебедева. Он читал стихи, находясь на грани смерти. После второго заседания, 12 декабря 1941 года, он умер.
В январе 1942 года в музее открыли стационар на 100 коек. Он предназначался для сотрудников Эрмитажа, Русского музея и Музея революции (последний находился в западном крыле Зимнего дворца).
Стационар просуществовал около 3 месяцев. За это время в нем побывали чуть более 300 человек. Многим он спас жизнь.
Интересно меню. На завтрак тут подавали два стакана какао, 20 граммов сахара, яйцо, 100 граммов хлеба, 20 граммов масла, а на обед – бульон с фрикадельками, рисовую запеканку и 200 граммов хлеба. В то время это было настоящее пиршество!
Висячий сад в Малом Эрмитаже был превращён в огород. Сирень,которая росла там раньше, выкорчевывали своими руками. Каждую весну в 1942, 1943, 1944 гг. сотрудники Эрмитажа получали билет садовода, по которому им выдавали семена под счёт. Точнее, семена присылала районная администрация. Каждое семечко было на вес золота. А урожай настоящее сокровище.
Это были спасительные огороды в Висячем саду. Кстати, караулили огороды постовая охрана («старушки»).
Никакой паники и хаоса не было: в первый же день войны, 22 июня, как упоминалось ранее, все сотрудники Эрмитажа были вызваны в музей и была начата работа по подготовке ценностей к отправке. Картины снимались со стен и упаковывались в специальные ящики, крупные полотна вынимались из подрамников и накатывались на валы по несколько штук. Все это делалось максимально аккуратно и бережно, несмотря на важность и срочность, которая была присуща ситуации.
Всего за неделю в одном Государственном Русском музее, по свидетельствам Петра Казимировича Балтуна, который в военное время исполнял обязанности его директора, только живописных произведений было снято со стен, вынуто из рам, перемещено в новые места хранения и подготовлено к эвакуации свыше семи с половиной тысяч…
Нужно понимать, что это были бесценные шедевры, которые необходимо было упаковать с невероятными предосторожностями. Этим занимались не только музейные работники, но и реставраторы, художники, студенты художественных училищ и просто добровольные помощники.
Вот что рассказывает в своей книге руководивший всеми работами Балтун: «Для того, чтобы снять со стен такие огромные полотна, как «Последний день Помпеи» Брюллова, «Медный змий» Бруни, требовались усилия нескольких десятков людей, а насчитывалось таких колоссов свыше шестидесяти. Огромные холсты, в 20, 40, 60 квадратных метров каждый, следовало осторожно накатать без единой морщинки, без малейшего повреждения пересохшего или пастозно написанного красочного слоя на специальные валы из фанеры на деревянном каркасе.
Поверхность их, безукоризненно гладкая, без всяких неровностей, обтягивалась еще искусственной замшей. Чтобы валы не касались пола, они с торцов заканчивались деревянными колесами. И вот на эту огромную катушку наматывалось по нескольку картин. Между ними прокладывалась плотная бумага, кромки холстов по мере накатки сшивались между собой. Места на полотнах, угрожающие осыпями, закреплялись и заклеивались тонкой папиросной бумагой и осетровым клеем. Затем валы с картинами, тщательно запеленутые сверху чистыми холстами, вкатывались в ящики.
Все принятые меры себя оправдали. Свидетельство тому – полная сохранность картин, находившихся долгое время на валах в условиях эвакуации, а также и тех, которые хранились в блокадном Ленинграде. С такой же тщательностью упаковывали и другие экспонаты: памятники древнерусского искусства, скульптуру, фарфор, стекло, шпалеры, ткани, произведения графики».
Малоизвестный факт: для Эрмитажа это была не первая эвакуация. Музей вывозился на север еще в пору войны с Наполеоном, а в Первую мировую войну, когда немцы приблизились к Петрограду, коллекция по частям переправлялась в Москву.
В результате самоотверженной работы уже 30 июня 1941 года из Ленинграда ушел первый железнодорожный состав с ценностями Эрмитажа, а 20 июля был отправлен второй эшелон. В общей сложности примерно из 2 миллионов единиц хранения было эвакуировано около 1 миллиона 200 тысяч самых ценных экспонатов.
Все сведения об эвакуации были строго засекречены. Пути следования в эвакуацию «караванов» с музейными коллекциями в сопровождении научных сотрудников музеев были засекречены, пункты назначения, детали транспортировки известны только ограниченному кругу ответственных лиц. О том, что везут в вагонах, не знали даже железнодорожники, которые вели состав.
Они могли только догадываться, что это было нечто ценное: один из вагонов был бронированным, а весь состав прикрывали от бомбежек зенитные орудия, размещенные на платформах. Пакет, в котором подтверждалось место назначения, вскрывали только в пути. В некоторых случаях это был лишь промежуточный пункт, и транспортировка продолжалась еще дальше, в глубокий тыл.
Когда в Эрмитаж приходили курсанты, солдаты, матросы, помогавшие работникам музея сохранять остававшиеся в нем ценности, сотрудники водили их по блокадным залам, рассказывали о музее. «Особенность экскурсии научного сотрудника П.Ф. Губчевского состояла в том, что он говорил не только о музее в целом, но и о содержании произведений — о сюжетах и характере исполнения картин. Все этикетки были оставлены на пустых рамах». (По материалам методического пособия Л.Н. Воронихиной «Эрмитаж в годы блокады», 2011).
В блокаду погибли 52 сотрудника Эрмитажа. Всего за время войны в Эрмитаж попало 30 снарядов и 2 неразорвавшиеся бомбы.
В 1946 году директор Эрмитажа Иосиф Орбели выступал свидетелем на Нюрнбергском процессе. Он предположил, что фашисты бомбили музей целенаправленно.
Изначально коллекции музеев Ленинграда планировалось отправить в Александро-Невский собор в Вятке. Но оказалось, что в 1938 году его… взорвали. У Эрмитажа был запасной вариант – Свердловск. Местные власти разрешили разместить экспонаты в трех зданиях – картинной галерее на улице Вайнера, костеле и печально известном Ипатьевском доме.
«В этом есть какая-то мистика, – считает Елена Соломаха. – Подготовка к эвакуации проходила в Сампсониевском соборе – месте венчания основательницы нашего музея Екатерины II и князя Потемкина. А в итоге экспонаты перекочевали в дом Ипатьева. Туда, где был расстрелян Николай II – последний из императорского рода владелец Эрмитажа».
В итоге, эвакуированные ценности были вывезены на Урал — в Свердловск (ныне Екатеринбург). Интересно, что в Свердловске не нашлось такого большого помещения, в котором бы уместились все ценности Эрмитажа, поэтому они были распределены по всем трём помещениям. Большая часть коллекции разместилась в Свердловской картинной галерее, остальными местами хранения стали польский католический костел Зачатия Святой Анны и Ипатьевский дом.
По свидетельствам сотрудников Свердловской картинной галереи, здание было полностью заставлено ящиками и коробками, от хранилищ до потолка второго этажа. Галерея в годы войны, естественно, не работала. Более того, в одном из залов был сооружен настоящий сейф: окна и двери были заложены кирпичами, а единственный вход был укреплен стальными решетками. В этом зале хранились самые ценные экспонаты Эрмитажа. Информация о том, где в Свердловске находятся ценности, вывезенные из Эрмитажа, являлась строго секретной.
Руководство страны боялось, что фашисты могут разбомбить хранилище или направить диверсионную группу в город, для того, чтобы взорвать ценности.
Третий эшелон с экспонатами, к сожалению, вывезти не успели. Ленинград был блокирован фашистами 8 сентября 1941 года.
Да, вывезти удалось далеко не все. Часть коллекции Эрмитажа и Русского музея хранилась на первых этажах и в подвалах их зданий. Все что осталось в Эрмитаже, было спущено в подвальные помещения — бомбоубежища. Елена Юрьевна Соломаха(заместитель заведующего Отделом рукописей и документального фонда Государственного Эрмитажа) рассказывает:
«В Эрмитаже оставались в основном произведения декоративно-прикладного искусства, фарфор, серебро и некоторые картины. Эта часть коллекции хранилась на первом этаже Эрмитажа, где уже 8 сентября 1941 года взрывной волной были выбиты стекла. Немногим оставшимся смотрительницам надо было успевать дежурить и в залах музея, и в подвале, и на чердаке — сбрасывать «зажигалки» с крыши музея. И еще они работали в качестве сестер милосердия в созданном в помещении Эрмитажа стационаре».
По свидетельству будущего директора Эрмитажа, а тогда еще молодого ученого Бориса Борисовича Пиотровского, «в дни сильных бомбардировок Ленинграда подвал музея спасал до двух тысяч человек, постоянно там живших. Кроме убежища для сотрудников Эрмитажа и их семей было устроено убежище и для работников других учреждений. Там жили архитекторы, сотрудники Академии наук, Академии художеств, Медицинской академии, артисты и режиссеры театров».
Даже во время войны Эрмитаж не прекращал своей работы: проводились выставки из оставшихся экспонатов, сотрудники читали выездные лекции. Летом в хорошую погоду из хранилищ доставали мебель и выносили ее на улицу для просушивания. В хранилищах было сыро, и антикварные предметы интерьера страдали от влажного воздуха. Чтобы произведения искусства не повредили подвальные мыши и крысы, сотрудники Эрмитажа приютили несколько десятков кошек, которые тоже внесли свой вклад в спасение культурных ценностей. Кстати, кошки находятся на службе музея и сегодня.
В благодарность за спасение части коллекции Эрмитажа Свердловской картинной галерее было передано более 200 картин, редкие книги, коллекция художественного стекала и фарфора, а также несколько скульптур и предметов мебельного искусства. Сегодня галерея имеет другое название: Екатеринбургский музей изобразительных искусств. А в память о тех непростых временах нашей истории в Екатеринбурге планируют создать культурно-просветительный центр «Эрмитаж-Урал».
Экспонаты других музеев города решено было укрыть за толстыми стенами Исаакиевского собора и в его подвале.
Логика строилась на том, что Исаакиевский собор противник, скорее всего, захочет сохранить, как репер, то есть точку, по которой наводят орудия. К тому же собор не был военным объектом, а значит была надежда, что бомбить его если и будут, то в самую последнюю очередь.
Сияющую позолоту куполов собора закрасили темно-серой масляной краской, под цвет пасмурного неба, а на крыше разместили посты противовоздушной обороны, в которых служили мобилизованные девушки с музыкальным образованием и незрячие слухачи, которых призывали на военную службу для «отслушивания» немецких самолетов. В скверике около собора разместили зенитные орудия.
Окна Исаакиевского собора заложили кирпичами и мешками с песком, чтобы защитить музейные коллекции от бомб и фугасов. В общей сложности в соборе хранилось более 120 тысяч музейных ценностей. Ящики с экспонатами стояли штабелями высотой до 6 метров. Передвигаться между ними можно было только в полной темноте по узким проходам. В таких условиях — во тьме и морозной сырости — и работали музейщики: проверяли состояние картин и других экспонатов, выносили их сушить и проветривать, при необходимости даже реставрировали. В этом им помогали сотрудники Эрмитажа, с которыми те постоянно консультировались.
Жили музейщики там же, в подвале собора, где стояла буржуйка и были построены нары.
Летом 1941 года, когда сотрудники пригородных музеев перевозили коллекции в собор, никто из них не ожидал, что останется здесь на всю зиму, поэтому они оказались в летней одежде, к тому же вместе с шестьюдесятью взрослыми в подвале оказалось трое детей сотрудников — четырех, пяти и шести лет.
Всех их одевали и снабжали одеялами музейщики Ленинграда. В каменном мешке подвала и в самом соборе, где топили вторую буржуйку, температура всю зиму не поднималась выше 5-7 градусов. К тому же на полу подвала скопился слой воды, и передвигаться приходилось в полной темноте по узким дощечкам, проложенным над нею.
Из 60 музейных работников, населявших подвал Исаакиевского собора, 20 человек погибли в первую же зиму от голода и холода. Остальные были настолько ослаблены, что летом 1942 года Управление по делам искусств организовало специальный стационар для восстановления их здоровья: к тому времени работать могли уже только 12 сотрудников.
Всех, кто выжил, переместили в здание гостиницы «Астория», где было устроено общежитие для работников культуры и искусств, в нем поселились и многие из тех, кто перезимовал в подвалах Эрмитажа.
Почти чудом выжил в блокаду и Летний сад.
Вот что рассказал главный садовод Летнего и Михайловского садов Петр Кондратьевич Лобанов:
«Имущество дворца-музея Петра I было перевезено в Исаакиевский собор, туда же переехала контора дирекции сада и научные сотрудники музея. Неоднократно разбивавшиеся вблизи дворца бомбы и снаряды разбивали стекла, а иногда и целые рамы. В павильон Росси попал снаряд и разрушил часть его со стороны Мойки.
Осенью сад заняли войска. В помещении дирекции и сторожке разместились военные. Нам предложено было перебраться в Михайловский сад. Там тоже разместилась войсковая часть, команда ПВО и население рыли траншеи.
Бомбы, падавшие на газоны в садах иногда взрывались, выбрасывая вверх землю и делая большие воронки, а иногда уходили глубоко в землю, не разорвавшись. Мы ежедневно ходили в Летний сад.
Не имея возможности справиться с опадающей листвой, я попросил военных помочь нам сгребать листья, объяснив им, что при падении зажигательных бомб на землю листва может загореться, взорвать кучи снарядов и уничтожить весь старинный уникальный сад.
Они охотно согласились и вместе с нами стали сгребать листья.
Весной 1942 года разбитый бомбежкой театр был разобран на топливо, а в воронку собран весь валявшийся в саду мусор и сверху разбита клумба. Затем были убраны поломанные и разбитые деревья и кусты, залечены и приведены в порядок оставшиеся. Скульптуры коней Клодта были обмазаны тавотом, зашиты досками и спущены в специально вырытые ниши, а затем засыпаны землей. Когда сверху взошла трава, эти укрытия выглядели как естественные курганы, так что гуляющие в саду и не подозревали, что в них скрыты скульптуры».
Когда в 1945 году музейные коллекции начали возвращаться в Ленинград из эвакуации, воодушевлению горожан не было предела! Ведь этот символ мирной, довоенной жизни как нельзя лучше свидетельствовал, что все ужасы войны действительно позади. Директор Русского музея Балтун вспоминал, что каждый день во двор флигеля Росси с самого утра входили отряды военных. Из их рядов выходили плотники, электрики, монтеры: они приводили в порядок пострадавшие за войну залы музея, в которых планировалось открыть первую выставку вернувшихся после эвакуации шедевров.
Все остальные шли в фонды помогать компоновать экспонаты, остававшиеся в музее, чтобы освободить место. Из залов надо было выносить также огромное количество ящиков с песком, стоявших там во время блокады для того, чтобы сотрудники музея могли тушить зажигательные бомбы.
Музейные коллекции, которые пережили блокаду в Исаакиевском соборе, еще долго оставались там — вывозить их было некуда, дворцы Петергофа, Пушкина (Царского Села), Ораниенбаума, Красногвардейска (Гатчины) были разрушены. Только в 1948 году последние ящики с экспонатами перевезли в специально созданное для этих целей Центральное хранилище музейных фондов пригородных дворцов-музеев Ленинграда. Восстановление же дворцов-музеев заняло несколько десятилетий. Потребовалась и полная реставрации самого Исаакиевского собора, которая длилась 16 лет.
Коллекция Эрмитажа вернулась в Ленинград 10 октября 1945 года, 13-го разгрузка была закончена, а 14-го началась развеска картин. Трудно себе представить темпы и напряженность работы по организации выставки в 69 залах за 20 дней! Но уже 8 ноября 1945 года восстановленные залы были открыты для публики.
Очевидцы рассказывают, что не могли сдержать слез, когда впервые после эвакуации увидели шедевры Эрмитажа — на своих местах, в целости и сохранности вернувшиеся в город, словно и не было страшных дней войны.
Если вам интересно как эвакуировали и другие музеи СССР перейдите по ссылке https://www.culture.ru/materials/119881/muzeinaya-evakuaciya-v-velikuyu-otechestvennuyu-voinu