История Собора
Всешутейший, Всепьянейший и Сумасброднейший Собор — одна из затей, учрежденных царём Петром I с целью развлечений, питейных увеселений, карнавальных действ и так далее; своеобразная шутовская «орденская организация», объединявшая царских единомышленников.
Главной чертой «Собора», что явствует из названия, является отчётливое пародирование обрядов католической (собор возглавлялся «князем-папой», которого выбирали «кардиналы») и православной церквей(по мнению некоторых исследователей, он даже был создан с главной целью — дискредитации церкви, хотя наряду с бритьём бород входит в общий ряд разрушения стереотипов старорусской повседневной жизни); большое количество матерной лексики и водочных возлияний. Собор просуществовал около 30 лет — с начала 1690-х до середины 1720-х годов.
Немецкая слобода в конце XVII века. С гравюры Генриха де Витта. Первая половина листа
Будущий царь видел, что традиция проведения праздников на западноевропейский манер — ассамблей, это новый, другой вариант праздничного времяпрепровождения, сопровождавшегося пьянством и «развратом», непривычным для православных — в том числе с участием женщин как полноправных собеседников.
Кроме культурной среды Немецкой слободы, на Петра могло повлиять последовавшее затем Великое посольство, а также путешествие за границу 1716—1717 годов.
Также указывают, что это явление также «отчасти уходит корнями в традиции шутовской скоморошьей культуры, когда начиналось святочное веселье с его „передразниванием“ реальной, вполне „серьёзной“ жизни, с ряжеными, шутками, частенько непристойными, разгулом, пьянством и издевательствами над людьми».
Современник Петра Первого француз Вильбуа, увидев во время Всешутейшего собора намерение Петра опорочить не только католическую церковь, но и собственную, православную церковную иерархию, писал:
«Это вытекало из стремления этого умного и смелого государя подорвать влияние старого русского духовенства, уменьшить это влияние до разумных пределов и самому встать во главе русской церкви, а затем устранить многие прежние обычаи, которые он заменил новыми, более соответствующими его политике».
Пародийность празднеств Собора служила Петру для педагогических целей, с целью разрушения старого порядка: «признав за „дубинкой“ большие педагогические возможности, он не отказывался и от злой, кощунственной шутки, чтобы достичь своих целей».
Как отмечают историки, в данном действе был важен не только унизительный для церкви или развлекательный для приближённых элемент. «Для царя Петра „собор“ стал механизмом отбора и сплочения наиболее преданных лиц. Во время „шумства“ (Всешутейшего собора) свита царя проходила проверку на послушание, худо-бедно демонстрировали свои творческие способности и фантазию, привыкали к мысли, что сословные перегородки преодолимы.
Кроме того, они учились видеть величие в самоуничижении („смирении“ и „терпении“), то есть примеряли к себе то, что в православной традиции считалось и считается доступным лишь Христу и праведникам.
Наконец, благодаря „сумасброднейшему собору“ в массовое сознание исподволь внедрялась важная идея, отличающая менталитет Нового времени от средневекового, — убеждение в том, что сущность („природа“) человека не зависит от его „чина“ — происхождения, статуса, образа жизни, предписанной манеры поведения».
Отмечают и психологические цели Собора: «Дикие оргии Всешутейшего собора нужны были Петру, чтобы преодолеть неуверенность и страх, снять стресс, выплеснуть необузданную разрушительную энергию.
Но это не все. Царские неистовства — еще один способ порвать со стариной. Оказалось, что с ней легче прощаться, хохоча и кривляясь. Проявлением „нравственной неурядицы“ мягко назвал Ключевский то, что сразило Петра и его ближайших соратников».
Устройство Собора
«Патриарх Милака» — Матвей Филимонович Нарышкин (Преображенская серия шутовских портретов)
Устройство собора копировало всю церковную иерархию. Членство в Соборе порой было насильным, особенно это касалось представителей старой знати, подвергавшихся в нём унижениям. Все покорялось своеобразному чувству юмора царя.
В составе собора были «дьяконы», «архидиаконы», «попы», «ризничий», «архиереи», в том числе «митрополиты», а также «диаконисы», «архи-игуменья» и «княжна-игуменья» и т. д.
У собора были свои молитвы, большая часть которых утеряна и сохранилась по частной переписке «соборян». У членов Собора были особые одеяния, которые «представляли собой пародию на облачения священнослужителей: к примеру, вместо архиерейской панагии они носили флягу, а на митре „князя-папы“ был изображен Бахус».
Все лица «собора» носили с подачи Петра І прозвища, которые по словам Василия Ключевского, «никогда, ни при каком цензурном уставе не появятся в печати».
Состав Всешутейшего собора был достаточно постоянным и фиксировался в списках (всегда неполных, но достаточно больших). Из них видно, что наряду с ничем не примечательными личностями среди членов Собора были такие государственные деятели, как Г. И. Головкин, Т. Н. Стрешнев, И. А. Мусин-Пушкин, Ф. М. Апраксин.
Члены Собора имели постоянную обслугу и штат профессиональных смехачей — «грозных заик 12 человек, папиных поддьяков плешивых 12 человек, весны 24 человека», также приглашали певчих, музыкантов (с бубнами и другими скоморошьими инструментами), шутов, «дураков» и лиц, изображавших Бахуса.
У Собора был постоянный глава, который носил следующие титулы: «князь-папа», «всешутейший и всепьянейший князь-папа», «святейший князь-папа и патриарх» и даже «великий господин святейший кир Ианикита, архиепускуп Прешпурский и всея Яузы и всего Кокуя патриарх». Он избирался посредством сложной процедуры, следом проходил торжественный обряд посвящения и занимал свою должность пожизненно. Наличие в составе собора князя-кесаря (то есть «императора»), носившего во время обрядов традиционные царские одежды, указывает на то, что Собор был пародией на допетровское русское общество вообще, в частности, на византийскую традицию разделения священства и царства, противопоставленную единоличной власти Петра.
Эту должность по очереди занимали Матвей Филимонович Нарышкин, Никита Моисеевич Зотов и Пётр Иванович Бутурлин), причем новому патриарху, Бутурлину, по приказу царя пришлось обвенчаться со вдовой предыдущего — Зотова.
Князем-кесарем был Фёдор Юрьевич Ромодановский. Пётр звал его также «королём» и «пресветлым царским величеством», именуя себя«холопом и последним рабом» князя. Ф. Ю. Ромодановский во время отъезда Петра за границу в Великое посольство по его поручению управлял Москвой, был окружён монаршими почестями, «жаловал» Петру все его воинские звания (полковник, 1706, генерал-поручик и шаутбенахт, 1709, вице-адмирал, 1714). После смерти шутовского монарха в сентябре 1717 года титул «кесаря» перешел к его сыну Ивану Фёдоровичу.
Ромодановский Фёдор Юрьевич
Отец и сын Ромодановские в быту были привержены старинным боярским традициям, это ещё сильнее подчёркивалось петровской игрой. Жена младшего Ромодановского, Наталья, постоянно разыгрывала роль древней русской царицы, облекалась в костюм старинного русского покроя, принимала с достодолжною важностью все смешные почести, ей воздаваемые.
Наталья была сестрой царицы Прасковьи Салтыковой, которая также не избегла того, чтобы выступать со своими фрейлинами «в смехотворной процессии свадьбы князь-папы», и даже делала это с охотой, чтобы угодить Петру.
Особыми членами «собора» были женщины. Иерархия среди них была такой: высшим титулом был «княжна-игуменья», до 1717 года ею бессменно была Дарья Гавриловна Ржевская, а потом Анастасия Петровна Голицына.
Все женщины были представителями самых древних аристократических родов. Затем шли «архиигуменьи», в их разряд перешла Ржевская, оставив прежнюю должность, далее шли «игуменьи», «диаконисы» и «монахуни» («монахини»). Помимо этого, к участию в соборных действах привлекались жёны «служителей Бахуса».
Всешутейший собор имел свою резиденцию — в Пресбурге, расположенном на острове посреди Яузы, возле села Преображенское. Пресбург — «потешная фортеция» — представлял собой земляное укрепление, возведённое Петром для воинских игр в 1686 году. Поэтому, патриарх Собора получил титул «Патриарха Пресбургского, Яузского и всего Кокуя».
Язык, используемый соборянами, противопоставлялся церковнославянскому обрядному, происходил из условного (или тайного), так называемого, «офенского» языка странствующих торговцев. Пьянство среди них именовалось «Ивашкой Хмельницким», а разврат — «Еремкой».
Другой язык «соборян» был русский мат, например, проклятие «анафему», «анафемствовать» заменили нецензурным словом .
Большинство «заседаний» собора представляли собой пародии на христианские праздники:
- славление: на святки ежегодно устраивалось «славление»: члены Собора ездили по городу, приезжали в богатые дома, там пели и требовали себе угощения. Славления по письменным источникам известны нам лучше всего: до наших дней дошло как минимум шесть описаний, причем самые ранние относятся к 90-м годам XVII века, а самые поздние — к 20-м годам XVIII века[8]. Эта церемония являлась пародией на допетровский обряд святочного славления, во время которого на самом деле распевались духовные стихи и т. п.покаянная процессия: на первой, строгой, неделе Великого поста «всепьянейший собор» Петра устраивал «покаянную» процессию. «Его всешутейшество» выезжал, окружённый своими сподручниками в вывороченных полушубках, на ослах, волах или в санях, запряжённых свиньями, козлами и медведями.
- святочные забавы: «во время этих „забав“ знатных людей оскорбляли и даже пытали. Есть некоторые основания полагать, что такие „забавы“ имели место лишь в начале царствования Петра I». (Не подтверждено, что это было именно в рамках Собора).
- шествие на осляти: в Вербное воскресенье пародировалась традиция шествия на осляти. Эта пародия известна по двум различным описаниям: Куракин рассказывает, что «на потешном дворе» после обеда «отправлялась» процессия: «патриарха шуточного», «князя-папу», везли на верблюде «в сад набережный к погребу фряжскому», где бесконечно пьянствовали. А согласно более позднему рассказу Берхгольца в Вербное воскресенье «князь-папа» и члены «всешутейшего собора» ездили по городу на ослах, волах, в санях, запряжённых свиньями, медведями или козлами
- свадьбы «князя-папы» Зотова и «князя-папы» Бутурлина (6 января 1715 года и 10 сентября 1721 года), также включавшие элементы пародии на традиционный свадебный обряд. Сохранилось описание свадьбы Зотова:
«Новобрачный и его молодая, лет 60, сидели за столом под прекрасными балдахинами, он с царем и господами кардиналами, она с дамами. Над головою князя-папы висел серебряный Бахус, сидящий верхом на бочке с водкой… После обеда сначала танцевали; потом царь и царица, в сопровождении множества масок, отвели молодых к брачному ложу. Жених в особенности был невообразимо пьян. Брачная комната находилась в широкой и большой деревянной пирамиде, стоящей пред домом Сената. Внутри ее нарочно осветили свечами, а ложе молодых обложили хмелем и обставили кругом бочками, наполненными вином, пивом и водкой. В постели новобрачные, в присутствии царя, должны были еще раз пить водку из сосудов, имевших форму partium genetalium… и притом довольно больших. Затем их оставили одних; но в пирамиде были дыры, в которые можно было видеть, что делали молодые в своем опьянении» (Ф. Бергольц)
5. «освящение» Лефортова дворца в честь Бахуса 21 января 1699 года: участники этой церемонии несли чаши с вином, медом, пивом и водкой, окуривали комнаты табаком, а вместо креста у «князя-папы» были две скрещённые курительные трубки.
6. маскарады по случаю заключения Ништадтского мира, устроенные соответственно 10—17 сентября 1721 года в Петербурге и маскарад в Москве во время масленицы (с 31 январяпо 2 февраля) 1722 года.
Выборы главы Собора
Выборы происходили при закрытых дверях. Избранного главу собора сажали на прорезанное кресло для отхожего места и ощупыванием органов проверяли его пол, затем по-латыни провозглашая: «Священническое достоинство имеет» (pontificalia habet).
Выбранного «князя-папу» сажали в ковш и несли «понтифика» в сопровождении всего «собора» в дом, где, его раздевали, и опускали голым в гигантский чан, полный пива и вина. «Князь-папа» плавал в ковше. Гости, мужчины и женщины, принадлежавшие к высшим боярским фамилиям, в обнажённом виде, пили вино из этого чана и распевали непристойные песни на церковные мотивы. Рукоположение звучало следующим образом:
«Рукополагаю аз, старый пьяный, сего нетрезваго во имя всех пьяниц, во имя всех скляниц, во имя всех зерншиков [зернщик — азартный игрок в кости, в зернь], во имя всех дураков, во имя всех шутов, во имя всех сумозбродов, во имя всех лотров [лотр — разбойник, забулдыга, гуляка], во имя всех водок, во имя всех вин, во имя всех пив, во имя всех медов, во имя всех каразинов [каразин — малиновая водка], во имя всех сулоев [сулой — сусло, квас], во имя всех браг, во имя всех бочек, во имя всех ведр, во имя всех кружек, во имя всех стаканов, во имя всех карт, во имя всех костей, во имя всех бирюлек, во имя всех табаков, во имя всех кабаков — яко жилище отца нашего Бахуса. Аминь». Потом наложили на главу его шапку и пели: «Аксиос!» [по-гречески: «Достоин!»]. Потом оный новопосвященный сел на свой престол — на великую покрытую бочку, и вкушал вина из «Великого орла», и протчим всем подавал. Певцы же в то время пели «Многолетие» кесарю и новопоставленному. И оное окончав, вси распущены в домы свои. Князь-папа же, разоблачаса от своея одежды, пошел в свои покоевы полаты и остался в том доме.
Даты: «избрание и поставление князя-папы», устроенные соответственно 28 декабря 1717 и 10 января 1718 года.
Предпосылки появления Всешутейшего собора:
- Византия. Византийский император Михаила III устраивал шумные празднества при своём дворе. Это было, с одной стороны, непристойное шутовство, с другой — нецелесообразный способ осмеять лицемерие и ханжество некоторых членов общества. Двенадцать из сотоварищей Михаила, сотоварищей по кутежам, носили титулы митрополитов, а сам он называл себя архиепископом Колонийским. Роль патриарха играл вышеназванный Грилл. Кощунники облекались в священные одежды, пели бесчинные песни, сообразуясь с напевом церковных песней, и даже будто бы позволяли себе совершать комедийное действие причащения, причём вместо хлеба и вина употреблялись уксус и горчица. Эта толпа сотоварищей позволяла себе посмеяние над религией. Под руководством Михаила с пением песен и игрой на музыкальных инструментах она расхаживала по городу, делая вид, что совершается религиозная процессия, и приноравливала свои шутовства к тем дням, когда по церковному обычаю полагалось совершать крестные ходы».
2. Европа. Можно перечислить ряд европейских организаций, также пародировавших государственную и церковную иерархию и действа — Geckengesellschaft, la Mère folle, Societas Cornadorum, Rzeczpospolita Babinska, Le Regiment de la calotte, The Sublime Society of Beefsteaks. Учёные подчёркивают: «пародирование церкви, её обрядности и иерархии, характерное для „всешутейшего собора“ и многих празднеств, связанных с ним, отнюдь не было изобретением Петра I и его приближенных; оно, как можно видеть, было укоренено в традиции, как русской, так и западноевропейской, причем традиция не только санкционировала это, но и предлагала определённые модели, на основе которых пародия создавалась (к числу таких моделей мы можем отнести, например, устойчивую оппозицию пьянства и церковной службы, отразившуюся в древнерусской литературе)».